«Мам, проживем, прокормимся, выгоняй»
Ирина, 19 лет, дочь Светланы
В моей жизни было несколько отчимов. С одним из них мы прожили восемь лет. Это был человек, которого я называла папой, хотя знала, что у меня есть родной отец. Этот мужчина растил меня до десяти лет.
Ко мне и моему старшему брату он относился прекрасно. В тот период жизни у меня было все, что я хотела: самые дорогие игрушки, поездки на море, хорошая одежда. Однако к маме он относился ужасно.
Отчим страдал алкоголизмом. Его много раз кодировали, но кодировка со временем ослабевала. Однажды, пока я гостила у бабушки, а брата не было дома, он кинулся на маму с ножом. Тогда все обошлось, он не причинил ей физического вреда, но психологические травмы остались.
В другой раз он разбил окно в квартире. Пришел домой в невменяемом состоянии, мать отказалась его впускать, ну он и кинул кирпич в окно. Мать жила в постоянном страхе.
У человека была нестабильная психика и с алкоголем, и без него. Тогда я этого в полной мере не понимала, но сейчас могу смело утверждать, что это факт.
Весь дом был заставлен иконами, но в то же время у него была куча каких-то журналов эзотерической направленности.
После приступов ярости он сразу бежал молиться. Разбил мою тарелку с супом — побежал замаливать, швырнул в маму нож — побежал замаливать.
Этим отношениям пришел конец, когда он еще и перестал давать денег, начал открыто изменять, неделями не жил дома. Я начала все это понимать. У мамы был огромный страх, что она не сможет одна нас прокормить. Это не удивительно. Она что на тот момент зарабатывала 10 тысяч в месяц, что сейчас.
Десятилетняя я заявила: «Так, мам, проживем, прокормимся, выгоняй».
Она его выгнала, устроилась на вторую работу. Мой старший брат начал обеспечивать себя сам и помогал нам продуктами. Нормально, в общем, жили, даже второй холодильник купили.
Но началась череда «отчимов», которые быстро менялись, которых я не принимала. Естественно, была ревность к маме. И был один отчим, который вызывал у меня отвращение, настраивал мою маму против меня.
Для мамы было очень важно наличие мужчины, финансовой поддержки, ей хотелось любви. От этого страдала я, потому что мой брат уже был достаточно взрослым, а мне хотелось больше внимания от матери, которая относилась ко мне холоднее, чем к мужчинам. Над ними она тряслась, боялась, что сделает что-то не так и мужик уйдет, а на дочь можно и наорать, и претензии предъявить.
Еще одной проблемой стал мамин вечный режим экономии, который активизировался после того, как из нашей жизни исчез мой первый отчим. Когда человек привыкает к недостатку денег, у него это на подкорке остается. Даже когда сложные времена проходят, по-прежнему нельзя позволить себе ничего лишнего или поехать отдохнуть. Всю жизнь на любую просьбу что-то купить я слышала фразу: «Нам сейчас не до этого».
Думаю, уход отчима - не единственная причина, по которой она так жила. Это связано и с тяжелыми моментами, которые довелось пережить в 90-е, когда ей приходилось сдавать кровь, чтобы купить еду. Этот период настолько на ней отразился, что режим экономии сохраняется по сей день, когда денег вполне хватает, когда и я, и мой брат живем отдельно и сами себя обеспечиваем.
Не помню, чтобы у меня была какая-то зависть к детям из полных семей. Меня никто никогда не обижал из-за отсутствия отца. Многие мои друзья жили без отцов. Вообще, в наше время неполная семья — это печальная нормальность.
Помогло не государство, а один батюшка
Светлана, 48 лет, мать Ирины
Когда моей дочери Ире было три месяца, а моему старшему сыну Денису 12, папа Иры попал в аварию и разбился. В 30 лет я осталась одна с двумя детьми на руках. Ситуация была очень сложная. Везде сталкивалась с нашей бумажной бюрократией. Пенсию оформляли полгода, жить было не на что. Пришлось в срочном порядке выйти на работу. Моя мама приехала и жила у нас год, нянчилась с Иринкой.
Основным источником поддержки стало не наше государство, а батюшки, которые ехали на машине за моим мужем и оказывали ему первую помощь после аварии. С одним из них мы подружились. Он помогал мне морально и финансово, постепенно вытаскивал меня из кризиса.
Очень тяжело растить детей одной. Все важные решения приходится принимать самостоятельно, не на кого опереться. Всегда одна, всегда сама. Я очень переживала, вдруг со мной что-то случится. С кем я оставлю детей?
Главный стереотип, с которым я сталкивалась: с двумя детьми невозможно устроить личную жизнь. Мне очень хотелось этот стереотип преодолеть. Да, нелегко было искать вторую половину с детьми на руках, но все возможно.
Мне попадались разные мужчины, приходилось жить по сложившейся ситуации, а не по собственным чувствам. Мне пришлось восемь лет терпеть человека, который, мягко говоря, не доставлял радости. Надо было чем-то кормить детей.
Жаль, никто вовремя не рассказал мне о благотворительных фондах. Я никуда и не обращалась. Как водится в нашей стране: спасение утопающих — дело рук самих утопающих.
Оказывается, растить детей так дорого
Екатерина, 52 года
Я не мать-одиночка. Я самодостаточная женщина.
Когда я забеременела и сообщила об этом биологическому отцу Ксюши, он предложил сделать аборт. Я сказала, что буду рожать. На тот момент мне было 32 года, и я считалась старородящей. Рожала я для себя, а не для кого-то.
Через какое-то время снова появился. Выяснилось, что он еще и женат.
Тогда я сказала: «Очень рада за тебя. Рожать я буду. Нас не трогать». Позднее он развелся и поставил меня перед выбором: либо мы женимся, либо я полностью воспитываю дочь сама. Я отказала ему, и на какое-то время он исчез.
Ксюшу отправила в ясли, а сама устроилась на работу главным бухгалтером. Мы тогда жили в доме на первом этаже. Я приехала домой часов в одиннадцать вечера, когда с Ксюшей сидела бабушка, и увидела, что какой-то мужик стоит под нашим окном и настойчиво смотрит. Я подхожу и понимаю, что это ее отец. Оказалось, он объявился, потому что родила его сестра, и ему приспичило спросить, не осталось ли от Ксюши детских вещей. В разговоре он так искренне удивлялся: «Оказывается, растить детей так дорого!»
Потом ситуация приобрела комичный характер. У него взыграла совесть. Он ходил за нами по пятам, прятался за столбами, при том что телосложением тростиночку не напоминает.
Он никогда не платил алиментов, то появлялся, то пропадал. И из-за этой нестабильности Ксюша не понимала, что происходит. Он объявится один раз, а она про него потом еще полгода спрашивает: «Где папа?» Ребенок же привыкает.
Через несколько лет я встретила любимого человека. Когда он заходил за Ксюшей в детский сад, она встречала его с криками: «Папа».
Мы жили с ним душа в душу пять лет. Все кончилось, когда он поехал по работе в Питер и его убили. Спустя годы все подруги уговаривали меня найти себе мужчину, но я понимала, что мне это не нужно.
Конечно, проблемы с финансами были. Они есть и сейчас. Государство выплачивает копейки. О благотворительных фондах я знала, но не считала нужным туда обращаться: всегда есть люди, которым это нужнее. Например, многодетным матерям, которые растят детей одни. Я считаю, что мои проблемы — это мои проблемы. И справляться с ними я привыкла самостоятельно.
Моя мать, как человек, всю жизнь проживший в социалистическом государстве, постоянно повторяла мне: «Как я буду смотреть соседям в глаза? Почему ты одна рожаешь? Выходи замуж». А мне было 32 года, и я хотела родить для себя. Меня это не смущало.
Мне говорили, что мать-одиночка — это позорище, но я всегда была вне системы, мне было все равно, что подумают соседи.
«Я не хочу, чтобы он с нами жил. Лучше бы он умер!»
Ксения, 20 лет, дочь Екатерины
В детстве я не до конца понимала, что происходит. Вроде папы у меня нет, но есть какой-то человек, который периодически появляется в моей жизни. Мне не хотелось называть его папой, но было приятно, что есть такой дядя, который дарит подарки. После одной ссоры, когда он оскорбил моих отчима и бабушку, я перестала с ним общаться на целых десять лет.
Меня никогда не выделяли и не задевали из-за отсутствия второго родителя. Все дети относились ко мне нормально. А мама сильно переживала, что надо мной могут издеваться, называть «безотцовщиной», потому что в их детстве такое имело место быть, просила, чтобы я особенно не распространялась про дела семейные.
Зависти к детям, у которых полные семьи, у меня не было. Возможно, это связано с тем, что у меня всегда был дедушка, который заменял отца. Конечно, как отца я его никогда не воспринимала, но у меня был мужчина в доме, было мужское воспитание, а это очень важно. Но дедушка не молодел, и с годами мужское воспитание начинало ослабевать. Я знала, что мужской жесткости не хватает не только мне, но и моей матери.
Потом у мамы появился другой мужчина, с которым она прожила пять счастливых лет. Он тоже дарил мне подарки, баловал меня, но при этом воспитывал, ухаживал за мной, был опорой для мамы.
Я была не против называть его «папой», но отношение у меня к нему было специфическое, потому что я ревновала маму к нему. Когда они целовались, я протискивалась между ними и кричала, что это моя мама. А она была ослеплена счастьем и не обращала на это особого внимания. У нее ведь все было хорошо.
После того, как его убили, я чувствовала ужасную вину, потому что один раз разозлилась на него из-за какой-то мелочи и сказала: «Я не хочу, чтобы он с нами жил. Лучше бы он умер!» Я очень долго извинялась перед мамой за эти слова, спрашивала, есть ли в этом моя вина, в ответ она успокаивала меня и говорила, что я тут ни при чем. Были моменты, когда не все было гладко, но сейчас я понимаю, что он был прекрасным человеком, сильно любил и меня, и маму.
После смерти отчима в нашей семейной жизни наступила черная полоса. Маме было очень тяжело, она потерялась, сидела на успокоительных, совсем не обращала на меня внимания. С биологическим отцом я не общалась. Мама все больше «забивала» на меня, я обижалась, говорила ей: «Не все потеряно, жизнь продолжается. У тебя есть семья, есть я и дедушка. Не уходи в себя».
Она отходила от его смерти два или три года. Когда она сидела на успокоительных, то находилась в другой реальности, была невменяема. Если раньше она усиленно занималась моим воспитанием, помогала по учебе, забирала из школы, то после его смерти мне пришлось все делать самой. Сейчас она восстановилась, и мы продолжаем жить.
Уполномоченная при президенте России по правам ребенка Анна Кузнецова представила статистику: из 17 млн семей около 6 млн — неполные. Из них 5 млн — это матери-одиночки.
Благотворительный фонд «АиФ. Доброе сердце» спасает тяжелобольных детей и взрослых, помогает воспитанникам детских домов, матерям-одиночкам и семьям, попавшим в трудную ситуацию. Программа «АиФ. Доброе сердце» — общероссийская. За 14 лет работы фонда адресную помощь получили свыше 9,7 тысяч детей и взрослых из всех регионов России на сумму более 840 миллионов рублей.
Помочь может каждый из нас. Даже минимальная сумма способна внести вклад в общее дело, поддержать одинокую маму с ребенком и даже спасти чью-то жизнь.
_
Автор Дарья Бутенко
Иллюстрации Анастасии Лобовой
