Мы заметили, что разные эксперты по-разному трактуют социальную ответственность, поэтому – что же такое КСО для вас?

И.М.: Мы знаем общую трактовку понятия КСО, она прописана в Руководстве по социальной ответственности ISO 26000, но необходимо определить российскую специфику. Есть мировой стандарт, а есть – наш собственный. Это связано с тем, что у нас люди настроены иначе, чем за рубежом. Я сегодня на лекции студентам экономического факультета МГУ задал вопрос о том, можно ли назвать корпоративной социальной ответственностью то, что делали советские предприятия. Они содержали дома отдыха, направляли детей в пионерские лагеря, фактически занимались внутренней КСО. Сегодня компании делают то же самое, разница только во внешней среде. Раньше вокруг все было обеспечено государством: бесплатное образование, медицина, социальные льготы. Сейчас власть пытается переложить содержание части благ на корпорации и заставить общество платить за них. Поэтому бизнес еще не до конца понимает, что он должен делать в сложившейся ситуации. Если просто выполнять законы, компания уже будет ответственной. Все остальное – личная инициатива руководства. И тут проявляется неоднозначность российского понимания КСО. С точки зрения науки, КСО – это комплекс мер. Идеальной компании, охватывающей все направления, на нашем рынке нет. Каждый расставляет акценты, поэтому гармонично развитой по всем параметрам КСО фирмы мы не найдем. Даже в мировой практике показать такой пример будет очень сложно.

Подходы к социальной ответственности малого бизнеса будут другими. Таких предпринимателей можно назвать социальными, но не корпоративными, вследствие ограничений по масштабам их деятельности. Отсюда и возникают противоречия. Когда малый бизнес станет средним или крупным, он увеличит свой социальный опыт и превратится в компанию с КСО в полном смысле этого слова. Сегодня наше государство и, самое главное, общество ожидает, что бизнес сразу должен стать социально ответственным. Но 25 лет – очень маленький срок.

Есть модель государственных социальных обязательств, из которой власть не выходит по политическим причинам. Бизнесу, с одной стороны, не отдают социальные направления для их коммерческого развития, с другой – требуют высокой степени социальной ответственности, особенно в регионах. Может ли кризис изменить позицию власти в части распределительного административного подхода к социальной ответственности бизнеса в пользу инструментов экономического стимулирования?

И.М.: Все слышали о сокращении бюджета. Увы, не приходится надеяться, что база для КСО в рамках кризиса существенно расширится. В сложные периоды многие проекты замораживаются или закрываются. С одной стороны, власть в ближайшие годы не должна увеличивать социальную нагрузку на предприятия, рациональнее было бы закрепить какие-то позитивные практики и уже точечно их развивать.

Т.К.: Очень важен собственный пример. Нужна заинтересованность со стороны правительства, не только на высшем уровне, что стало проявляться еще в 2000-х годах. Региональные чиновники также должны участливо помогать в развитии социальных проектов, содействовать добровольным инициативам компаний, которые найдутся всегда, независимо от региона. Самое время разрабатывать систему поощрений.

И.М.: Например, налоговая служба раньше выдавала сертификаты добросовестного налогоплательщика – что мешает местным сообществам сформулировать такие статусы, определить системы премирования?

Т.К.: Кстати, в продолжение данного вопроса хотелось бы отметить, что, по итогам наших совместных исследований, он достаточно противоречив. С одной стороны, льготы нужны, с другой, помня печальный опыт 1990-х годов, льгота может стать поводом для разработки новых теневых схем. Мы видим выход из ситуации в публикации нефинансовых отчетов, обеспечивающих прозрачность вкладываемых в социальные программы ресурсов и качество самих программ. Но и тут есть проблемы, ведь любой отчет вызывает у людей негативную реакцию, особенно в отношении добровольных инициатив. Поэтому, надо проводить информационные кампании, объяснять, какие преимущества принесут такие документы. Конечно, формирование отчета предполагает деятельность, ориентированную на результат, логическую взаимосвязь между первоначальной задачей и достигнутым результатом. Однако, это нефинансовый отчет, и мы должны понимать, что каких-то жестких ограничений по принципу «план-факт» не должно быть. Специфика социальной сферы – это отложенный во времени положительный социальный эффект. Поэтому надо тщательно отбирать критерии оценки, которые помогут выяснить, насколько разумно организована помощь, куда были вложены средства, оптимальна ли стоимость дополнительно приобретаемых ресурсов и так далее. Таким образом, отчет сможет показать адресность, качество и профессионализм проведенных мер, что повысит доверие и привлечет новые общественные ресурсы и государственную поддержку.

И.М.: При этом, как показывают наши исследования, к совместным проектам доверие гораздо выше.

В идеале да, но мы часто сталкиваемся с конкурентным подходом, особенно у крупных компаний, разрабатывающих какую-то одну социальную тему. Компания озвучивает готовность к сотрудничеству, а потом заявляет, что лучше сделает все сама. Насколько в России развиты горизонтальные связи, социальное партнерство, кооперация?

Т.К.: Мы всю жизнь жили в таком кооперативном сообществе. Скажем, до революции, начиная со второй половины XIX века, развивалось колоссальное взаимодействие в вопросах общественного призрения на всех уровнях, в уездах и попечительских советах, куда входили и чиновники, и дворянство, и купцы, и промышленники, и представители от народа. Кстати, по всем инициативам производился строгий отчет. В советский период также в основе всего лежали принципы солидарности, взаимопомощи, в том числе в социальной, непроизводственной сфере. Сейчас мы приходим к некоему индивидуализму, смещаем акценты к коммерциализации, и это загоняет многие социальные инициативы в тупик. Мне кажется, что люди изголодались по кооперации на благо общества и отдельных, наиболее нуждающихся и социально уязвимых его членов.

И.М.: Если компании конкурируют на рынке, то им сложно стать партнерами. Нужна независимая площадка, которая поможет компаниям, конкурирующим в обычной жизни, объединяться и проводить совместные социальные проекты. Решать социальные задачи в одиночку невозможно. Для этого нужны разные взгляды на одни и те же проблемы. Кооперативное поведение должно стать неким эталоном деятельности на этом рынке. И вот тогда, кстати, можно будет говорить о налоговых льготах. Да, многие считают, что предоставление льгот будет лишним – ведь получается, что помощь оказывается за счет бюджетных средств. Да и в 1990-х годах был негативный опыт, поэтому многие уверены, что льготами будут пользоваться для личного обогащения. Однако, если наладить и установить взаимодействие, доверие и прозрачность, чему и должны способствовать отчеты, можно уже говорить о внедрении самих льгот.

Эту модель развития КСО можно назвать эволюционной. И многие российские компании, особенно крупные, уже идут по этому пути. Что может тормозить этот процесс для средних и мелких компаний, какие факторы могут стать барьерами на пути их социального развития?

И.М.: Допустим, мы ходим по центру Москвы, видим много красивых зданий, но на них нет вывесок. О какой открытости может идти речь, если компания выставляет охрану и боится рассекретить свое название? Я был в Литве – там на одной из центральных улиц Каунаса стоит полностью стеклянный банк, из стекла выполнены даже межэтажные перекрытия. Такая прозрачность бизнеса, конечно, не всегда нужна, но вывески на зданиях могли бы прояснить, чем занимаются фирмы. Почему они скрывают свои названия и сам факт нахождения по конкретным адресам? Здесь переломным будет постепенный переход к публичности в разных сферах деятельности.

Т.К.: Можно добавить, что это связано с доминирующим на сегодняшний день современным российским типом модели коммерческого хозяйствования, которая не всегда предполагает ответственность хотя бы даже за кадровую политику и свой производимый продукт и услуги. Однако, на фоне все же постепенных позитивных преобразований, со стороны правительства следует усилить меры по формированию общественного спроса на открытость и ответственность предприятий, в том числе, в сфере социальных инициатив.

И.М.: Знаете, когда студентов спрашивают, куда бы вы хотели пойти работать при прочих равных условиях, они отвечают, что мечтают попасть в иностранные компании, которые не только платят зарплату, но и предоставляют какие-то льготы, ведомственные детские сады, оплату медицины и так далее. В общем, осуществляют поддержку работников различными общественно значимыми благами и услугами, предоставляют так называемый «социальный пакет».

Запрос на уровне стандартов потребления у нас, безусловно, западный, в отличие от стандартов ведения бизнеса в части реализации социальных программ и стратегии государственного управления КСО. Как российскому бизнесмену, который никогда не занимался и не интересовался социальной ответственностью, очень просто объяснить, в чем выгода КСО?

И.М.: Это, прежде всего, лояльность персонала. Если работники будут доверять работодателю, то и работать они будут эффективнее, и компания будет развиваться. Но и здесь присутствует российская специфика, и о ней надо помнить. Один из моих студентов рассказывал, что устраивался в восточно-азиатскую фирму и проходил собеседование вместе с другими двумя претендентами. Интервью проводило руководство компании, и оно шло два дня, то есть на него были потрачены корпоративные средства. В этих странах работодатели рассчитывают на то, что люди приходят устраиваться в компанию, чтобы работать в ней всю жизнь. Например, в Японии человек выбирает компанию один раз и навсегда остается в ней. У нас работодатели понимают, что сотрудник через какое-то время уйдет, поэтому им не всегда выгодно вкладываться в его развитие. Выходит, что затраты бизнеса на этом этапе неэффективны, и такая модель не подойдет для России. Очень важно понять, какие модели управления КСО будут работать именно у нас. Также, следует коснуться проблемы неустойчивости занятости, которая в России достигает значительных масштабов, в частности по вине самих работодателей.

Т.К.: Что нужно руководителям, какие преимущества могли бы их заинтересовать? Ведь в интересах же руководства компании функционировать в атмосфере устойчивости, надежности и доверия? Следовательно, говоря на языке экономики – чтобы сократились трансакционные издержки, увеличилась производительность, выработка, возросла стабильность поставок, продаж. Наконец, поднялось общее позитивное трудовое настроение и сформировался творческий, созидательный дух. Поэтому руководству компании выгодно участвовать в решении социальных проблем общества. В конечном счете, именно человеческие отношения – репутация фирмы в глазах потребителей и партнеров, настрой работников, их отношение к труду – все это становится основными детерминантами прибыли, которая по своей сути вообще не должна быть единственной целью. Но здесь мы затрагиваем вопрос социального предпринимательства. Вместе с тем, говоря о современном российском обществе, важно воспитывать культуру, но делать это постепенно. Вот, в чем видится незаменимая роль и значимость образовательных учреждений!

И.М.: И очень важно, чтобы тот, кто уже ведет социальную деятельность, становился ее проводником. Как подключить общество к этой работе? Нужно формировать комплексный подход, который подтолкнул бы общество в целом к осознанию и становлению не только экономического, но и социально ответственного мышления. Но российский бизнес в большинстве своем пока на начальном этапе развития и об этом почти не задумывается.

Мы все время говорим о начальном этапе развития. Но в России уже сложились собственные практики социальной ответственности и общества и бизнеса. Какие векторы дальнейшего роста вы видите, и что может способствовать увеличению динамики этих процессов?

И.М.: Ключевой момент – люди, на которых направлено воздействие. Они должны понимать, что попадают в сферу социально ответственного бизнеса. Знаете, предприниматель может делать скидки для пенсионеров не 5%, а 50%, и это будет правильным. Уменьшение цены на 5% ничего не даст покупателям, но лишь распределит потоки посетителей – пенсионеры будут приходить с утра, а вечером придем мы с вами после работы. Мы сами должны уметь отличать социально ответственный бизнес от не социально ответственного. Ведь те же пенсионеры скажут, что у такой-то компании есть КСО, но на деле это не совсем так. Да и сама фирма может писать в отчетах, что она ответственная, и не слукавит, ведь ее деятельность будет соответствовать всем принципам коммерческой ответственности. Другой вопрос, что иногда происходит подмена понятий. Мы должны дать людям инструменты, которые помогут видеть разницу между выгодой и КСО.

Т.К.: В последние годы заметна позитивная тенденция, все больше подключаются СМИ. Например, по итогам проведенного в одном из исследований контент-анализа количество публикаций статей в месяц о благотворительных фондах возросло с 3 тысяч в 2011 году до 11 тысяч в 2013 году. Согласитесь, скачок колоссальный, и это подтверждает, что у нас высокий потенциал роста. Люди настроены на позитивные перемены – несмотря на кризис хотят помогать. Все постепенно начинают понимать, что собственное потребление материальных благ создает только иллюзию счастья. В действительности, важнее всего – созидать, вместе, консолидировано решать насущные проблемы того, кто сам себе по ряду неважно каких причин не может помочь. И воспоминания именно об этом, а не о мгновениях отдыха даже в самых экзотических уголках планеты, впоследствии будут дарить человеку настоящую радость! С учетом же особенностей российского развития КСО, некоммерческого сектора и потребностей социальной сферы, подводя итог, можно выделить три аспекта, на которых сейчас необходимо сосредоточить основное внимание. Первый – это подготовка квалифицированных кадров. Как и везде, в некоммерческом, социальном проектировании нужен грамотный менеджмент, при этом знакомый не только со спецификой НКО, но и умеющий ориентироваться в динамичном пространстве других форм хозяйствования, взаимодействовать, кооперироваться. Второй аспект – это отчетность. Отчетность становится, прежде всего, средством коммуникации с обществом и благополучателями, потребителями и партнерами, инструментом обратной связи, что очень важно для развития совместных добровольных инициатив. И третий аспект – это всестороннее реконструирование культуры социальной ответственности российского предпринимателя, в том числе на исторических и современных примерах, в чем видится высокой роль СМИ.

И.М.: Да, нужно формировать культуру ответственности – и общую, и каждого конкретного человека. Тогда и уровень доверия в обществе поднимется. Сейчас он низкий, да и как точно измерить его градус, пока мало кто понимает, что такое доверие? К сожалению, все тесты у нас пока на уровне «Оставляете ли вы ключи от квартиры соседям?» В нашей стране нет развитого социального капитала, и это мешает. Давайте прививать эту культуру, развивать общую социальную грамотность, и делать это желательно с самого раннего возраста. Уже в школе нужно показывать базовые, интересные примеры благотворительности, а по мере развития личности масштабировать тему до социального инвестирования. Мы с коллегами были на конференции в Берлине и после ее завершения, по пути в отель видим, как автомобиль, заезжая на парковку, случайно задевает соседнюю машину. Водитель вышел из машины и сам по телефону вызвал полицию. Одновременно с нами мимо проходила немецкая пара. Люди остановились и стали обсуждать свой статус свидетелей, что нужно дождаться полицию, чтобы дать показания. Вот оно – желание помочь, готовность потратить время, ответственный подход, который в России встречается не всегда. Такие вещи позволят сформировать новых граждан. Нам надо прививать такие подходы как можно быстрее, чтобы постараться опередить поколенческое движение.